«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь…» – «Что вы заговариваетесь, царей у нас уже 100 лет как нету». – «Ну, ладно, ладно, не царь, а так, диктатор средней руки. Но – с царскими замашками!» – «Вот это уже ближе. Так что вы хотели рассказать?..»
Предположим, звали его Александром Васильевичем. Предположим, был он в первой своей жизни военным, политруком. Со всеми вытекающими… Воевал, например, с Америкой, доказывал советским солдатам зловредность этой страны для мирового исторического прогресса и т.д. и т.п. Солдаты верили – выбора у них не было.
Затем «мохнатобрового» генсека снесли на кладбище, империя развалилась, полк расформировали. А привычка-то, привычка говорить – осталась. Что делать? Как быть? В местной администрации работать хотите? Ну, там организация всяких-разных мероприятий, контроль за деятельностью различных партий, обществ, газет… Годится? Спрашиваете! Конечно, годится. Работа же знакомая, с людьми.
И стал Александр Васильевич трудиться, не покладая, так сказать, языка. Трудился-трудился, даже мозоль на своем рабочем инструменте натер, пришлось полоскать йодинолом.
Должность его ему нравилась: он сверху – все под ним. Заведующий отделом информации! Не ухры-мухры… Эй, кто там, посторонись!... Брысь, в общем.
Но время, как ему и свойственно, шло дальше, и требовались уже другие названия, более соответствующие.
Отдел переименовали в идеологический. И стал Александр Васильевич уже начальником идеологии. И была дана ему власть над малыми сими. Власть пасти народы железным идеологическим посохом.
И все бы, может быть, ничего, но история эта происходила в стране, которой в то время уже руководил сумасшедший правитель, захворевший еще до своего президентства. Так бывает: группа бояр, желая большего, провела (поддерживая с обеих сторон) уже тогда не совсем здорового человека к власти, намереваясь править самой. Но правитель вдруг очнулся, вышел из своей мозаической психопатии и решил, что раз народ за него проголосовал, то не надо ему никаких поводырей-советчиков. Мол, сами с усами. И разогнал всех, благодаря кому возвысился. А некоторых, наиболее строптивых, даже на тот свет искать свое счастье отправил.
Ну так вот прошло с тех пор 15 лет, и правитель совсем ополоумел: произвел, например, своего пса-лабрадора в генерал-майоры, сделал сенатором любимого скакуна (впрочем, здесь он был неоригинален), завел по всей стране множество семей (мог, например, подойти к понравившейся ему женщине и сказать: именем тьмутараканского нашего государства объявляю тебя своей женой), а чтобы народ вдруг не вздумал возмущаться, перевел его, народ то есть, на контрактную систему, да еще заставив всех написать заявления «по собственному» с открытой датой. А также ввел везде, где вводилось, должность начальника идеологии. Для контроля за умами. А главным начальником над этими начальникамив, стало быть, в городе N. был Александр Васильевич.
Жилось ему всласть, в охотку. Государственный человек! Руководитель «вертикали» власти! Чиновник по особым поручениям с неограниченными возможностями! Люди послушными стадами заходили в отведенное им идеологическое стойло и даже не блеяли. А если и подавали голос, так только для того, чтобы поблагодарить. Хороший народ попался. Смирный.
Кроме контроля над умонастроениями, занимался Александр Васильевич также организацией выборов, которые он лично давно бы отменил за ненадобностью: и так ведь понятно, кто победит. Это были не выборы, а сказка! Правитель однажды (забыв принять вовремя транквилизаторы) признался, что ему столько голосов и не надо. Зачем, мол, ему 99 процентов, хватит, скажем, и 91. А посему – исправить результат в сторону уменьшения. А то вот перед Европой даже стыдно. Не поверят ведь, что все за него. Словом, – обеспечьте.
И Александр Васильевич обеспечивал. Делал все, как говорится, в лучшем виде. Не придраться. Молодчина!
И был бы он счастлив – почет, уважение, именные часы от правителя, но завелся в их городе один журналист. Вот как жучок в муке заводится. И точит, и точит. И точит, и точит. Спасу нет! А ведь как хорошо всё устроилось: у Александра Васильевича – почет и уважение, у мэра – бизнес, у председателя местного КГБ – решение жилищного вопроса всех родственников, у начальника милиции – свой наркотрафик…
А журналист все строчит: это – неправильно, то – незаконно… Разве не понятно, что закон – это мы! Неграмотный какой попался журналист. Упертый. Не порядок, надо принять меры.
И был разработан план по удушению газеты, которой руководил журналист. Сначала отсекли от нее всю рекламу, потом запретили продажу в киосках, проведение подписки… Словом, лишили средств к существованию. Кроме этого, наложили строгий запрет на предоставление любой информации, чтобы газета потеряла в глазах читателей. Далее – распространили в городе мнение о вредоносности для государства этого издания. Ну, и не упускали возможности, когда такая представится, наказать их по линии министерства пропаганды. Скажем, за какую-нибудь неточность в публикациях.
Радовалась душа Александра Ивановича – идет дело, идет!
Но миновало полгода, уже, казалось бы, всё – пора газете закрыться. Но журналист, шельма, сумел как-то выкрутиться. И опять – то не так, это не этак…
Да, мягкие нынче времена, либеральные. Лет надцать назад не церемонились бы. Приехали бы ночью: кто тут враг народа? И в кутузку, на десять лет без права переписки. А то лучше – к стенке. Чтобы знали. А то – свобода слова, права человека, демократия! Распустили народ. Совсем распустили.
Сверху на Александра Васильевича давят: приложите усилия, сколько уже можно… Он – тужится, пыжится и – черт побери – ничего не выходит!
Ладно, мы пойдем другим путем. Договорился с начальником колонии – тот выпустил на пару часиков троих своих подопечных, тех, что на хорошем счету. Встретили они вечерком в подворотне надоедливого правдоруба – а у того, оказывается, черный пояс по каратэ, – в юности баловался, много лет прошло, но мышцы-то помнят, помнят… Помнят, я сказал!
Словом, вместо колонии, отправились хорошие ребята в больницу. И главное, вот как обидно получилось, ничего журналисту не предъявишь: действовали ведь нелегально, хотя и с санкции. Что же делать? Подсылали человека с взяткой – тот был спущен с лестницы, направляли специально подготовленную сотрудницу – журналист не повелся. Начальство гневается, но настаивает: брутальными методами нельзя, у нас период либерализации, надо хорошо выглядеть в глазах Европы, поэтому – все должно быть тихо, незаметно… Легко сказать. Сами бы попробовали…
Так, в мучительной, неравной борьбе прошло еще полгода.
И вот в одну страшную-престрашную ночь приснился Александру Васильевичу страшный-престрашный сон: будто идет он по городу, и каждый встречающийся ему прохожий жутко, без слов, вглядывается в его лицо и молча, с размаху, бьет его по этому самому лицу.
Приснится же такое, в самом деле. Ну, ничего, ничего, в следующий раз нам покажут другой сон.
Но сны повторялись с дурной периодичностью каждую ночь. Просыпался Александр Васильевич совершенно разбитый, ощупывал у зеркала свое лицо: целы ли кости? Болит, не болит? Наконец, заболело. Срочно к хирургу! «Это вам, милейший, к стоматологу надо», – ласково говорил белоснежный хирург, лично до этого с Александром Васильевичем не знакомый.
Больной зуб был вырван, а журналист остался. И все так же по ночам происходило безнаказанное избиение Александра Васильевича на тихих улицах города.
Он потерял аппетит, потом – интерес к жизни… Дальше – больше. Стал требовать от милиции зафиксировать «телесные повреждения», проникнуть в его сон и задержать прохожих. Затем, одевшись армейским офицером, вышел на большую дорогу – регулировать дорожное движение. Приставал к пешеходам и водителям, требовал от них знания основ государственной идеологии.
Сначала его показали врачам, затем свезли в психоневрологическое отделение.
В больнице Александр Васильевич пользуется всеобщим уважением. Когда он – своей бравой, военной походкой – вышагивает по чисто вымытому больничному коридору, пациенты кивают в его сторону и незлобно, по причине болезни, гримасничая, говорят друг другу: «Начальник идеологии!» – и весело смеются.
При написании данного фельетона не пострадал ни один идеолог или диктатор. Все совпадения – случайны. Все возможные домыслы – на совести читателя.
Карикатура М. Ларичева [3]