В Вильнюсе и Варшаве состоялась презентация книги белорусского документалиста и фотографа Евгения Отцецкого "Площадь Перемен". "Позірк" поговорил с автором о нынешнем восприятии событий 2020 года, героях "площади Перемен" и мурале, который появился в знаменитом дворе на минской улице Червякова.
"Появление граффити с диджеями перемен в нашем дворе — случайность"
— В 2020 году белорусские города захлестнуло дворовое движение, которое как явление еще предстоит изучить. Почему всплеск активности и креативности случился именно на таком уровне?
— Думаю, основных причин две. Во-первых, перемены назрели, и большое количество людей ожидало их. А во-вторых, накануне выборов власть допускала одну ошибку за другой: невнятная реакция на ковид, арест Виктора Бабарико, отказ регистрировать других кандидатов. В результате общество все больше распалялось, что привело к социальному взрыву.
Белорусы всегда с особым трепетом относились к законности и справедливости. А в тот момент по базовым ценностям грубо потоптались. Так что процесс захватил все слои общества.
Финальной точкой стал день выборов, когда отключили интернет, машины сигналили, на улицах были слышны взрывы. Стало понятно, что это напряжение невозможно будет снять просто так — оно во что-то обязательно перерастет.
Лично для меня не менее важным днем стало 12 августа, когда соседи, боясь выйти из домов, открыли окна и устроили перекличку, стали светить фонариками. Мы вдруг увидели, как нас много!
Естественным путем протест, который был сконцентрирован в центре городов, стал рассредотачиваться. Зачем идти туда, где автозаки и насилие? Люди решили объединяться в районах и дворах. Это была абсолютно естественная ситуация.
— Или произошла реинкарнация партизанского духа, когда было нужно по разным причинам иметь прочную связь с местом жительства?
— Нет. Мне кажется, в августе нас объединило стремление видеть единомышленников. У сторонников протеста были четко и единогласно артикулированы общие цели: против несправедливости, против насилия, за восстановление законности.
Подчеркну, процесс был универсальным. Он происходил по всему Минску вне зависимости от района и уровня благосостояния людей — возле "Пушкинской", в Новой Боровой, Серебрянке.
— Фраза "Мы не знали друг друга до этого лета" тоже о вас? До начала протестов близко общались с соседями?
— Я не знал своих соседей, но с очень многими познакомился после выборов. Во время протестов появилось огромное количество контактов. Помню, за пару часов до наступления 2021 года шел в магазин и не переставал здороваться.
Сейчас, хотя живу в эмиграции, продолжаю поддерживать контакт с ребятами с "площади Перемен". А многие, кто тоже вынужден был уехать, пришли на презентацию книги в Вильнюсе и Варшаве.
— Как вообще обычный двор стал "площадью Перемен"?
— Сначала переклички сделали нас, протестующих, видимыми друг для друга. Потом появился мурал, который стал объединяющим фактором, символом. Это сразу сделало место стильным и привлекательным. Многие специально приезжали во двор сфотографироваться на фоне граффити. Тогда еще не было очевидным, что началось сильное дворовое движение, но уже появилась точка, куда тянутся люди.
Затем соседи стали добавлять друг друга в телеграм-чаты, благодаря чему удавалось оперативно делиться информацией. Это происходило очень быстро в силу того, что был мощный запрос.
— Одним из символов двора стало граффити с диджеями перемен. Почему именно этот образ? Только ли потому, что дома находятся близко к кинотеатру "Киев", где произошла известная акция?
— Сейчас будет спойлер стартовой истории книги: появление граффити с диджеями перемен в нашем дворе — случайность. Изначально мурал хотели разместить на стене кинотеатра "Киев", но в самый неподходящий момент там появилась патрульная машина.
В результате граффити появилось у нас во дворе. Если бы не этот эпизод, то, быть может, ничего бы вообще не получилось.
Честно скажу, сразу после появления мурала не осознавал, какое он будет иметь значение. Но было приятно понимать, что мы можем влиять на процессы и обозначать пространство как свое. Мы обрели важное ощущение субъектности, которое терялось в Беларуси из-за действий власти, стремящейся создать атмосферу неуверенности, а человека — поставить в тотальную зависимость.
Власть, по ее мнению, должна быть главным благодавателем. А люди за это должны говорить спасибо. Но в 2020 году мы возвращали себе чувство собственной значимости.
Изображение восстанавливали 20 раз
— У изображения, которое неоднократно закрашивали, сложная судьба. Сколько раз его восстанавливали?
— Ровно 20.
— Власти удалось добиться желаемого результата, если из-за ее действий этот мурал приобрел большую популярность и имеет большое символическое значение?
— Власть хорошо чувствует опасность. Она понимала, что после маленькой победы протестующих последуют другие и потому последовательно совершала атаки на символы.
С каждой неделей давление на "площадь Перемен" усиливалось. Сначала пытались действовать на коммунальном уровне. Потом стали проводиться омоновские рейды. А затем появились неизвестные, которые вели себя провокационно. Как-то ночью во двор нагрянули мужчины крепкого телосложения в масках. В руках у них были ножи, горелки, краска. Они пытались поджигать ленточки, закрасить мурал. Во двор вышло около пятидесяти жильцов. Достаточно было искры, чтобы произошла массовая драка. Но тогда все обошлось.
— В какой-то момент противодействие со стороны власти дошло до абсурда. Вспоминается сцена: несколько сотрудников милиции в масках охраняют в очередной раз закрашенную черной краской стену. Что это было?
— Мы столкнулись со сложным социальным явлением и непониманием ценностей рядового силовика. Правда, за эти два года пришлось всерьез разобраться с этим вопросом. У них другое представление о мире и о своем будущем. Система, в которой они работают, предполагает кредитное рабство, жесткие контракты и большие риски в случае ухода. Для условного сотрудника милиции увольнение по политическим мотивам означает целый спектр тяжелых последствий — от отказа от потенциальных благ до персональных репрессий. А если еще учесть, что чаще всего они не имеют других профессиональных перспектив, то складывается совсем грустная картина.
— Получается, власть задолго готовилась к рискам, цементируя свою безопасность на будущее?
— Конечно. Этого запаса прочности хватило, чтобы устоять. А сейчас заливают второй и третий фундамент, потому что сильно испугались, не ожидая такую волну протеста.
— Разве в этом случае режим не добивается обратного эффекта, как с граффити?
— Я бы не стал недооценивать уровень страха. Эмоциональный поток идет вниз. Огромное количество активных людей уехало. На оставшихся давить проще. Знаю, что много недовольных ушло в подполье. Их активность может привести к тюрьме, а не к подъему общества. Смысла высовываться сейчас нет.
"Попытки власти отзеркалить превращались в кринж"
— Летом и осенью 2020 года мы еще не знали, к чему все это придет, и ответ власти часто выглядел нестройным: появлялись надписи в поддержку режима, затем под присмотром силовиков неряшливые люди вешали свои ленточки. Что это было? "Наш" ответ "им"?
— Я бы назвал это столкновением двух систем мировоззрения. С одной стороны, "вертикаль", которая строится на подчинении и где нормализовано насилие. С другой — люди с иными ценностями, которые используют иронию, постиронию, креативно подходят к выражению своих посылов.
Попытки отзеркалить превращались в кринж. Как бы омоновец ни изображал протестующего — он все равно выглядел чужеродным, о чем свидетельствовало огромное количество мини-сигналов.
Они и сейчас пытаются косплеить телеграм-каналы, влиять на аудиторию. Но для этого нужны люди с типом мышления, как у протестующих.
Однако и нам точно так же сложно создать убедительный контент для тех, кто смотрит новости по телевизору.
— Ваше мнение совпадает с данными социологических исследований: между краями общества разрыв за последнее время увеличился. Социальные группы крайне негативно настроены друг к другу. К чему это может привести?
— Мир поляризуется, и это касается не только Беларуси. Рано или поздно встанет вопрос, как канализировать напряжение. Его очень сложно понижать искусственно. Большое количество людей получило травму. А кто-то — власть. Это острое чувство несправедливости может привести к взрыву. Но я все же верю, что белорусы не начнут воевать друг с другом, хотя такая вероятность есть.
— По мере нарастания эскалации власть перешла к традиционным методам, в частности, произошло задержание Степана Латыпова. За ним пришли как за ярким и активным представителем протеста?
— Власть действовала логически, нейтрализуя самых пассионарных людей, за которыми шли остальные. Степан очень ярко себя проявлял, и его задержание было вопросом времени. Его предупреждали, просили. Но он был целеустремленный и шел до конца.
Замечу, что его арест не остановил жизнь на "площади Перемен", и в этом была сила дворовых низовых инициатив. В тот же день вновь вешали ленточки, в РУВД отправилась группа поддержки, проводились акции в его поддержку.
— Есть ли с ним сейчас связь? Как ему в неволе?
— Насколько я знаю, письма ему не передают. Ранее на него оказывалось сильное давление. Как известно, он предпринял попытку суицида во время суда. Надеюсь, что человека, который оказался в заключении, все-таки оставят в покое. Он перестал активно влиять на политические процессы и уже не представляет угрозу для власти.
"Люди сильно недооценили, с кем имели дело"
— В ноябре 2020 года был убит Роман Бондаренко, что стало новым триггером для общества. Вы его знали?
— Мы не были даже приятелями. Помню только один диалог между нами. Тогда одного человека из двора заподозрили в работе на милицию. Рома спросил: может, я тоже тихарь? Я ответил, что нет — ты выглядишь по-другому, одеваешься не так, и я тебя тут часто вижу.
Это была единственная коммуникация между нами. Но в книге есть люди, которые знали его лучше, — их рассказы стали ценными свидетельствами.
Кстати, на презентации книги в Варшаве выступала Ольга, сестра Ромы. Она сообщила важную деталь. В тот день Рома уволился с работы, которая ему не очень нравилась. Скорее всего, он был очень воодушевлен поступившим предложением о новой работе и чувствовал, что начинается новая жизнь. А в итоге вышло все очень драматично.
— Трагедия стала следствием того, что власть разрешила себе выйти за рамки?
— Люди сильно недооценили, с кем имели дело. Для власти в прямом смысле слова это была борьба за жизнь и свободу. Она рисковала потерять все. Подавление протеста для нее стало первейшей задачей, на которую готовы были тратить все ресурсы.
А среднестатистический гражданин, вышедший на протест 16 августа 2020 года, выкладывался на условные 40%. Он протестовал как бы между делом. Из-за того, что мы недооценили степень опасности, теперь люди платят очень серьезную цену — здоровье, потеря свободы, эмиграция.
— На ближайшее после гибели Бондаренко воскресенье был анонсирован марш к "площади Перемен", который завершился облавой на протестующих. Двор стал ловушкой — многие прятались всю ночь кто в полуподвальных помещениях, кто в квартирах. Оцепление было снято лишь утром. Вы помните те события?
— Это был день, когда меня задержали. Я как гражданин участвовал в марше. Шел со стороны станции метро "Спортивная" в направлении "площади Перемен", но на улице Чигладзе меня схватили. Так что к месту события я приехал на автозаке. Меня доставили в Центральное РУВД, куда очень не хотелось попадать. Всем местным сотрудникам я намозолил глаза, и сложно было представить, чем все обернется. Но в целом обошлось благополучно.
О происходящем на "площади Перемен" я сперва узнавал по взрывам гранат, а потом начали привозить задержанных, которые рассказывали детали.
Но как автор я потерял главный сюжет. Возможно, мне стоило выбирать путь документалиста. Впрочем, я не жалею, как все сложилось.
"Не хочу кормить себя иллюзиями"
— Столь брутальная зачистка стала поворотным моментом в протестном движении. После этого участие в мирных акциях стало опасным. Могло ли быть иначе?
— На этом этапе — нет. Иначе могло быть в августе 2020 года, когда процесс шел вверх. По мере протеста люди выдыхались, для них это стало второй работой. В этом смысле сторонники перемен находились в более уязвимом положении, чем силовики, которые за разгоны и задержания получали зарплату, не отвлекаясь на второстепенное.
Для себя я признал, что в 2020 году власть победила. Для меня это стало важным моментом, с которого начался процесс осмысления. Если бы я мыслил иначе, очень вероятно сейчас бы оказался в депрессии. Не хочу кормить себя иллюзиями.
— Были ли другие герои "площади Перемен", которые не так известны, но их вклад в создание городского оплота сопротивления не менее важен?
— Площадь объединила очень много интересных людей с разным бэкграундом. Эти опыты трансформировались в конкретный результат. Кто-то умел создавать дизайн, кто-то подстраховывал, кто-то давал убежище. Каждый привносил свое. Это был живой процесс. Для меня все активные участники протестных событий — герои.
— А вот в кооперации с властью могли ли талантливые люди сплотиться и реализовываться схожим образом?
— Маловероятно. Уровень доверия к власти, которая много раз обманывала людей, очень низкий. Это самая слабая сторона режима. Он очень боится, что, как только отпустит вожжи, появится конкурирующая сила. Как, например, произошло с Парком высоких технологий. Ему дали состояться, но программисты стали активной частью протестов, участвовали в инициативах и, в конце концов, стали уезжать из страны. Власть нашла подтверждение, что воспитывать нужно только палкой.
— На многие места в Беларуси теперь наложился эмоциональный фон: улицы, скверы и площади ассоциируются с протестами. Каково теперь жить во дворе, пережившем целую гамму драматичных событий?
— История города действительно переписана. Когда я был в Минске, то ловил себя на мысли, что все воспринимаю через события 2020 года: тут мы шли маршем, там убегали, здесь прятались.
Если власть поменяется, нам, вероятно, придется создавать артефакты, которые позволят в будущем переосмысливать события, как это сделано в Берлине.
Что же касается жизни на "площади Перемен", то те события наверняка откликаются. Но прошло уже два года, и раны постепенно начинают заживать. Каждому из нас предстоит сделать сложный выбор: дать им зарубцеваться или все время бередить? Желание бередить — опасное. Это больно.
Но заметьте, мы опять возвращаемся к теме протестов 2020 года, и это с нами, похоже, надолго. Через пять, десять лет мы наверняка будем продолжать об этом говорить.
"Стать на ноги, зафиксировать произошедшее и ждать следующего исторического момента"
— Психотерапевты говорят, что надо перестать жить прошлым, несмотря ни на что. Но можно ли легко пережить насильственную атомизацию общества?
— Одно из наших главных достижений — удалось построить реальные социальные сети. Я вижу, как работают установленные контакты, как в эмиграции люди объединяются, решая бытовые вопросы. Значит, все не зря. Общество прошло путь трансформации, и за тем, что будет дальше, наблюдать интересно.
А застревать в 2020 году — очень негативный процесс. Сейчас наша задача — стать на ноги, зафиксировать произошедшее и ждать следующего исторического момента.
— Что видите таким окном возможностей?
— Наш регион взбудоражен. Все в нем очень подвижно и шатко. Началась война в Украине, и от ее итогов будет многое зависеть. У украинцев большое преимущество в том, что народ действует в связке с государством. У нас — иначе.
Очевидно, нам стоило предпринять попытку в 2020 году. Это был шанс. Не использовали. А могло и получиться. В такие моменты делаются большие ставки. Выяснилось, что белорусы тогда еще не созрели.
"Снимок, ставший знаменитым, подарил ее героине — Нине Багинской"
— Когда вы поняли, что события, происходящие в собственном дворе, надо фиксировать?
— Как фотожурналист я все время находился в поисках историй. Как вдруг история пришла сама буквально ко мне на порог. Это было большим везением. Я попал в процесс, в котором участвовал и как гражданин, и как автор проекта.
— Но вы снимали протесты и раньше. Известный снимок Нины Багинской возле кафедрального собора в Минске был сделан вами. Помните, как родился сюжет?
— Случайно. Это был День Воли, 25 марта 2006 года. Я шел в колонне с фотоаппаратом. Иногда у фотографов появляется предчувствие, что сейчас сложится сюжет, когда рамкой захватываешь события и компонуешь их в кадр.
Я увидел, как женщина с флагом стала поворачиваться в сторону собора и цепочки милиции, и интуитивно начал снимать. Первый кадр оказался неудачным, флаг был не в той фазе. Во втором снимке все сошлось.
Остальное случилось само собой. Тогда соцсети были не так развиты, но красивый, сильный образ сам найдет способы тиражироваться. Фотография разошлась по "Живому журналу", другим платформам.
Удивительным совпадением считаю, что героиней стала именно Нина Багинская. Я ведь за ней не следил специально. Так получилось. Потом я нашел ее контакт, мы встретились, и я подарил ей снимок.
— Ваши снимки с "площади Перемен" публиковались в мировой прессе, включая The New York Times Magazine. Ожидали, что у изданий будет такой спрос на ваши фотографии? Как на вас вышли?
— Журналистка зацепилась за историю нашего двора. Ее заинтересовал сюжет низового сопротивления. Когда текст был готов, издание начало искать визуал. Одна из героинь знала, что у меня есть архив фотографий, и предложила обратиться ко мне. С продюсером быстро нашли общий язык. В результате в проекте было использовано шесть моих снимков. Гонорар потратил на издание книги.
— Образы, запечатленные на "площади Перемен", врезались в память многих. Это успех?
— Я надеюсь. Мне как наблюдателю интересно следить, как фото становится известным, тиражируется. Это очень любопытный процесс.
Распространяются не только фотографии, но и сама история, которая во многом универсальная. Это пример борьбы самоорганизованного сообщества с жесткой "вертикалью" власти.
В какой-то мере со стороны это выглядело как театральная постановка. Детская площадка, огороженная домами, играла роль сцены. Девять из десяти снимков было сделано именно на этом участке двора. Не хватало только софитов. Это же ультратеатрально!
Полагаю, что метафоричность, вариативность и драматичность истории очень увлекали людей. Мы очень много думали об этом, когда создавали графики, анализировали явление со всех сторон. Документальный проект — это не только показать фото, это также создание повествования.
— Насколько было сложно не вовлечься в общее движение, а оставаться документалистом, который беспристрастно фиксирует события?
— Невозможно. Я был вовлечен в дворовое движение полностью, стал одним из участников протеста. Выбор был сделан, когда я понял, что законы перестали работать. В рамках этой истории я отрефлексировал и перестал называть себя журналистом. Борьба стала важнее сырой фиксации фактов.
"Сooбражения безoпаснoсти снизили oстрoту прoекта"
— Сейчас силовики по снимкам вычисляют тех, кто протестовал в 2020 году, и привлекают к уголовной ответственности. Думали ли, что ваши фотографии могут быть использованы таким образом?
— Из соображений безопасности нам пришлось отказаться от публикации ряда снимков. Это снизило остроту проекта, но нам показалось важным не подвергать риску людей. Пришлось пойти на такой компромисс.
Большая часть снимков была сделана на средней дистанции, что делало участников событий неузнаваемыми. Хотя можно было снимать близко, и это предполагало максимальную вовлеченность в процесс.
— Когда решили покинуть Беларусь? Была ли угроза лично вам?
— Фактическая угроза существовала для жены, к нам пришли с обыском. Это стало сигналом. И я думаю, что уехать из Беларуси было правильным. Сейчас живем в Украине.
— Книга, которую вы представили в Вильнюсе и Варшаве, — желание оставить некое материальное наследие?
— Это — фундамент дома памяти. Нам важно оставить физические следы. Сейчас идет борьба за историю — власть переписывает ее, издает учебники. А мы делаем свои маленькие шажочки. Хочу, чтобы книга попала к людям в дома, библиотеки — и она уже попала. Несмотря на все намерения власти, кто захочет — найдет реальную информацию.
________________________________________
Книга "Площадь Перемен" содержит 70 фотографий и 13 монологов местных жителей. Издана на белорусском и английском языках. Над проектом работала международная команда, куда вошли в том числе представители Украины и Швейцарии. Издание — часть проекта, в рамках которого был создан сайт.
Фотовыставки, посвященные событиям 2020 года, состоялись в нескольких странах и будут организовываться в дальнейшем.
