Собираясь писать колонку на тему «журналист и общество», я несколько дней мучительно раздумывала над тезисами и способом подачи материала. Я и мечтать не могла, что мой кровопотливый труд сильно облегчит коллега, опубликовав на Ютюбе короткое, но емкое видео про студентку медколледжа, которая приехала «на праздник» в Хатынь.
Искрометный ролик стремительно облетел социальные сети и за полтора дня собрал более двух тысяч просмотров. Было трудно удержаться от перепоста и еще трудней не отреагировать в комментарии, называя вещи злыми именами. Ролик этот сейчас удален автором, поэтому для тех, кто не успел увидеть «бомбу», кратко перескажу содержание.
Итак, место съемки – мемориальный комплекс «Хатынь» в день годовщины трагедии. В кадре – две девушки, одна из которых, симпатичная блондинка в капюшоне, кокетничает с корреспондентом: «Ну, я не знаю, что говорить!» Потом появляется женщина средних лет (вероятно, преподаватель), которая ободряет девушку и подсказывает ей, собственно, «что говорить». Это выглядит очень комично, когда блондинка буквально по одному слову повторяет за женщиной примитивный текст, что-то типа «мы… студенты… N-ского медколледжа… приехали… в Хатынь… чтобы почтить…». И кульминация – запутавшись в показаниях, девушка называет годовщину Хатынской трагедии «праздником», на который они вот так вот колледжем, как водится, приехали. Преподаватель возмущается, поправляет, девушка смущается, смеется – и выглядит это все воистину чудовищно.
Первая реакция после просмотра – какой идиотизм! До чего доводит студентов идеологическая работа и членство в БРСМ! И кого принимают в наши профессиональные колледжи!
И чему их учит семья и школа!!! Однако на самом деле все гораздо сложнее, потому что все не просто так смешно и не просто так грустно. Ведь у этой истории, кроме ряда социальных, есть еще одна – медийная – составляющая. И ее тут, боюсь, – непропорционально «большая половина». Хотя бы потому, что автором ролика оказался журналист, уже не один год активно работающий в поле. Человек, хорошо знакомый и с правовыми основами профессии, и с ее этическими стандартами. И, вероятно, именно поэтому через полтора суток он удалил видео со своего аккаунта на Ютюбе.
Собственно, назревал скандал. Девушка из медколледжа нашла репортера в соцсетях и, естественно, потребовала убрать видео. Репортер ответил ей, что действовал в рамках правового поля, поэтому ответственности не боится. И действительно – законов журналист не нарушил. Он снимал репортаж в месте, открытом для массового посещения, во время массового мероприятия. Девушка видела камеру, понимала, что ее снимают. А то, что наплела с перепугу, так это сама виновата – как пел певец, «не надо было быть дурой»… И можно было, конечно, наплевать на девичьи слезы и отчаянные угрозы судом – и оставить ролик прыгать по сети, веселя публику. Однако журналист уступил девушке – и, на мой взгляд, поступил верно. Как с человеческой, так и с профессиональной точки зрения.
Я представляю себе, как это было «на празднике» в Хатыни: стоит камера, мимо проходят студентки. Молодой симпатичный репортер просит сказать пару слов для прессы. Девушка смущается, краснеет – она никак не ангажирована в историю с Хатынью, их привезли на автобусе всей группой, она впервые видит, как снимается кино, ей холодно, а симпатичный репортер уговаривает…
Большинство людей в принципе не умеют говорить на камеру. Ступор – нормальная реакция прохожего, когда его останавливает человек с микрофоном и просит что-то сказать перед объективом.
Более того, люди боятся говорить публично. Они опасаются сказать «что-то не то», убежденные, что телевидение – это ретранслятор генеральной линии партии. Отсматривая десятки «vox populi» для написания сценариев публицистической программы, я удивлялась, какими штампованными, по телевизору же слышанными фразами отвечают люди на вопросы, которые им задают корреспонденты. В данном случае откровенная фраза девушки «Я не знаю, что говорить» – из той же оперы, и она даже честнее, чем неосознанные словесные конструкции, которыми напичканы головы наших людей. Это их беда. Это наша общая беда. Однако это не повод использовать журналистский статус и технологии, чтобы конкретный человек попал под перекрестный огонь злого смеха.
Ведь неизвестно, до чего мог довести девушку этот казус. И, главное, как говорила незабвенная собачка Муму, «за что?». И еще главнее – во имя чего? Ведь юная провинциальная девушка – не государственный чиновник, не крупный промышленник, не политический деятель (контролировать и разоблачать которых – святое предназначение журналистики!). Это будущая медсестра, которая так смутилась от внимания молодого симпатичного репортера, что забыла, наверное, даже собственное имя. Не будь Ютюба, эта сцена вряд ли попала бы к массовому зрителю. Ее бы, конечно, увидели коллеги, посмеялись и покачали головами – но пленка ушла бы в архив. Потому что профессиональная журналистика ответственна – в том числе и за то, что может случиться с героем после того, как он стал персонажем.
Выставить человека на посмешище – ни в коем случае не задача журналиста. Журналист по определению преследует гуманистические цели.
Вообще-то, легко понять репортера, который, имея на руках свеженькое убойное видео, поддается соблазну Ютюба и выкладывает его на всеобщее обозрение. Однако именно «соблазн Ютюба» способен втянуть журналиста в опасные и злые игры за границами профессии. Этот соблазн заставляет нас разгруппироваться, ослабляет чувство ответственности. А ведь сегодня, когда границы между профессиональной журналистикой и блогерством размываются, когда профессиональная журналистика вынуждена конкурировать с любительской (гражданской), главным козырем в руках у профессионалов, пожалуй, и остается – ответственность. Это базис, на котором профессиональный журналист выстраивает свои отношения с источником и получателем информации. Не будет ответственности – совсем исчезнут и хрупкое доверие, и последнее уважение к журналисту. Я уверена, что девушка в Хатыни была подспудно убеждена, что журналист сделает все как надо, «покажет ее красивой» (или не покажет вовсе), потому что он – профессионал, и это, считала она, дает ей гарантию.
Есть в этой истории еще один важный корпоративный нюанс. Репортеру не стоит забывать, что, работая в поле, собирая и издавая свой материал, он является частью всего журналистского цеха. И, подрывая доверие людей к себе, он тем самым снижает степень их доверия ко всей профессиональной журналистике. Люди, которые все еще наивно верят в сотрудничество (как же хочется, чтобы гражданское сотрудничество все-таки было!), столкнувшись с подобными ситуациями, становятся в лучшем случае скептиками по отношению к медиа.
Вряд ли девушка из медколледжа, да и ее близкие, в следующий раз пойдут на контакт с репортерами. Они утратили гарантию безопасности, основанную на доверии к журналистской профессии…
Впрочем, хочется думать, что здесь все-таки восторжествовали добро, здравый смысл и – профессионализм. В переписке с репортером девушка торжественно пообещала досконально выучить историю Хатыни и вообще – сознательно относиться к мероприятиям, на которые принято ездить «всей группой». Кто знает, может быть, этот медиа-казус стал для нее эдакой гражданской инициацией… А журналисты, в свою очередь, получили неплохой кейс для обсуждения на мастер-классах по профессиональной этике.
Сабина Брило, «Новая Эўропа»
