24 мая министр здравоохранения Польши Бартош Арлюкович обратился с открытым письмом к польским врачам. Письмо опубликовано в ежедневной газете «Gazeta Wyborcza.
Поводом для обращения, как заявил министр, стало активное обсуждение в СМИ медицинских ошибок.
Накануне публикации письма в нескольких номерах подряд влиятельного польского Newsweek, c выносом на обложку, обсуждались медицинские ошибки. Они не только описывались на страницах еженедельника, но и озвучивались в «живых» ток-шоу. В программе «Томаш Лис живьем» (один из самых известных польских журналистов Томаш Лис также является редактором польского Newsweek. — М. Г.) можно было услышать душераздирающие истории матерей, потерявших детей во время родов, монологи отцов, с каменными лицами рассказывающих о жизни своих детей после врачебной ошибки.
Следующий номер Newsweek вышел под жестким заголовком «Стоп безнаказанности врачей», посвященный начавшемуся процессу по делу умершего в 2008 году мальчика трех с половиной лет. Его мама добивается наказания для шести врачей, которые, как она считает, виновны в смерти сына. Как сказала Newsweek Анна Кенсицка, «это последняя вещь, которую я могу сделать для своего сына. Я хочу чтобы эти врачи лишились права заниматься профессией».
В этом же номере журнала опубликовано замечательное интервью польского хирурга, который очень честно, и, что важно, под своей фамилией, говорит о своих ошибках. Он рассказывает о разных ситуациях в разных больницах, где ему пришлось работать, но ни одна из них не похожа на историю трагической смерти девушки после пластической операции в «Экомедсервисе». Речь не идет о попытке сравнить трагедии – трагедии не сравнимы. Речь идет о последствиях. Руководство частного (!) медицинского центра не снимали с должностей до выяснения всех причин трагедии. Никого не заключали под стражу опять же до выяснения всех обстоятельств. Никто не искал виновных по признаку собственности. Фамилия главы государства не конкурировала с фамилией умершего пациента по степени упоминаемости в СМИ. Но уровень публичной дискуссии был настолько высок, что появление письма министра задравоохранения выглядит абсолютно естественным шагом. А главным следствием стала уже созданная комиссия по биоэтике, которая, как пишут польские журналисты, может положить начало лечению системы польского здравоохранения.
Можно ли представить появление такого открытого письма от лица белорусского министра здравоохранения? Который говорит о том, что «слишком долго у нас существует убеждение, что публичные дискуссии о медицинских ошбиках подрывают авторитет врача и поэтому в высшей степени не желательны...» Что доверие к медицине уничтожает круговая порука, т. н. профессиональная солидарность. То есть, по сути, министр признается в скрываемых медицинских ошибках. Прислушаемся: признается. Министр здравоохранения Беларуси. В ошибках. Или все тот же министр заявляет о том, что «отсутствие открытости, пренебрежение проблемами и их сокрытие делает невозможным поиск эффективных решений». Каждое слово этого предложения – «проблемы», «пренебрежение», «невозможно» - не может присутствовать в публичном лексиконе министра здравоохранения. Любого белорусского министра. Откровенно говоря, вообще возникают сомнения: а должен ли он уметь разговаривать?.. Хотя бы сам с собой, не то что, что с «друзьями врачами». Да-да, именно так, душевно, называется открытое письмо министра польского здравоохранения – «Друзьям врачам».
Совсем не пытаюсь что-либо упрощать и уже тем более приукрашивать. Текст приведенного ниже интервью польского хирируга более чем наглядно описывает проблемы польского здравоохранения, которые очень похожи на белорусские. Но польский министр пишет письма «друзьям». А белорусский – нет.
«ЧТО, МЫ БАНДА ЗЛОДЕЕВ?»
Newsweek 13-19.05.13
Врач редко просит прощения, потому что боится, что в газетах напишут, что посадят в тюрьму. Потеряет работу. Потому что если кто-то извиняется, значит, он виноват – говорит хирург, профессор Кшыштоф Белецкий.
- Случались у вас ошибки?
- Конечно. У каждого бывают ошибки. И не верьте тем, кто говорит иначе.
- Что у вас произошло?
- Оставил салфетку в животе.
- Но как такое возможно?
- Кровь, плохо посчитали, дьявол хвостом прикрыл... Вам приходилось когда-нибудь ассистировать на операциях?
- Нет.
- Тогда приглашаю вас попробовать, вы почувствуете, какое в операционной напряжение, какой стресс...
- Так что все же произошло?
- Это был известный человек с раковым заболеванием. Долгая обширная операция. Я был уверен, что все получилось. Однако спустя два месяца мне позвонили и сообщили, что образовался абсцесс. Меня не было в Варшаве, и я сказал, чтобы оперировали в другом госпитале. Спустя два месяца снова звонят – опять абсцесс. Меня попросили приехать, и оказалось, что в животе салфетка. Вытащил, зашил, и первая вещь, которую сделал после операции, вышел в коридор к жене и детям этого человека и сказал: «Наверняка это я оставил салфетку. Простите меня».
Семья подала иск. Против моего госпиталя и того госпиталя, где делали повторную операцию. Выиграли. Два раза по 100 тыс. злотых.
- А вы понесли какое-либо наказание?
- Нет, потому что семья этого не потребовала.
- А если бы потребовала?
- Сложно сказать. Поскольку неизвестно, как это получилось. Может, это я оставил салфетку, может, в другом госпитале другой врач оставил. Но я взял вину на себя.
СМИ приводят разные данные о количестве медицинских ошибок, но откуда эта статистика? Ведь в Польше нет никакой точной регестрации. А знаете, почему? Потому что нет положения, которое защищало бы того, кто признается в ошибке. Т. е., сегодня происходит так: если кто-то что-то заявит, то это значит, что он признался. А значит, зачем выяснять обстоятельства и причины?
- И что тогда?
- Выговор, штраф, врач может потерять работу. Но ведь сначала надо выяснить, почему это случилось! В любой ситуации сначала надо разобраться в причинах произошедшего, чтобы подобное не повторялось. И мир так делает. У нас же в первую очередь надо наказать.
А может, все произошло потому, что операционный зал не был должным образом приготовлен? Для того, чтобы хорошо выполнить работу, нужно иметь не только соответствующие условия, но и персонал. А знаете, что сегодня самое главное в охране здоровья? Экономия!
В госпитале, где я сейчас работаю, была такая идея, чтобы в хирургии находился только один дежурный доктор. Хотя операции нельзя проводить без ассистента. И я сказал об этом, на что услышал: «Можешь взять гинеколога». «А если начнутся роды?..» «Тогда возьми ортопеда...»
Или увольнение медсестер. Американцы подсчитали, что если уволить одну медсестру, то количество нежелаемых последствий возрастает на 7-8%.
Надо, чтобы вы увидели, как эти медсестры ходят после дежурства. Когда 40 больных, средний возраст которых 80 лет, многие недееспособны... А медсестер всего две.
- Что еще влияет на количество медицинских ошибок?
- То что, медсестры и врачи большую часть времени - можете мне поверить - тратят на заполнение разных документов. А зачем? Что, мы банда злодеев?.. И все в итоге выглядит так: когда приходит пациент, врач на него даже не смотрит, только в монитор компьютера, потому что должен записать все, что пациент говорит. Хотя, на мой взляд, это очень важно – смотреть на пациента.
Сегодня все чаще больные нас воспринимают как чиновников, потому что мы так себя ведем. А происходит так потому, что в медицинских институтах не делают акцента на психологические аспекты работы врача. Современное образование – на симуляторах, в интернете, оно не учит контакту с людьми. Не развивает эмпатии.
Ну и есть еще одна вещь – контрактная система.
- Что вы имеет ввиду?
- Это значит, что врач работает по контракту от определенного часа и до. А потом приходит другой врач и тоже работает от и до.-
- А тот, первый, едет на следующую работу по контракту?
- Именно так.
Хотя вообще-то, вы, наверное, хотели бы иметь одного доктора, которому бы доверяли, а не пять.
Знаете к чему пациенту имеют больше всего претензий?
- К чему?
- К отсутствию у врачей переживания и интереса. Но как врач может быть заинтересован, если он работает с 8 до 15, а потом приходит другой врач, который первый раз этого больного видит, и который сам думает только о том – когда закончится рабочий день.
Я так научен - что вызывает недовольство моей жены – после операции, независимо от того, какой это день недели, прихожу в госпиталь на осмотр больного. А некоторым даже даю свой номер телефона. Например, сейчас у меня есть пациентка, у которой осложнение после операции поджелудочной железы, она лежит в госпитале уже три месяца. Каждый день рано утром прихожу ее осматривать, а после обеда мне звонит ее муж и докладывает, как она себя чувствует.
- Что произошло?
- Была большая операция, после нее началось осложнение. Надеюсь, они не подадут на меня в суд, поскольку я все объяснил. Попросил прощения, а сейчас делаю все, что могу.
- Редко, кто извиняется.
- Но так должно быть.
- А почему так не происходит?
- Из-за страха. Что газеты напишут, что посадят в тюрьму, что потяряешь работу. Потому что если сегодня кто-то просит прощения, то это значит, что он виноват. Врач должен иметь обязательство заявлять о нежелательных происшествиях с целью их выяснения. И это его заявление не должно иметь непременного последстви - обращения в суд.
В одном из госпиталей, где я работал, когда происходили такие вещи, собиралась комиссия, и каждый случай на ней детально разбирался. А потом вырабатывались рекомендации, как сделать так, чтобы подобное не повторялось.
- А если речь идет о пострадавшем и его семье?
- Если все открыто и все честно объяснено, то пациент и его семья понимают, что произошло. Потому что люди чаще всего имеют претензии, потому что с ними никто не разговаривает. Или разговаривают на лестнице, на бегу. Мне жаль, что люди вместо того, чтобы подождать выяснения, сразу подают жалобу. И натравляют на врача СМИ.
- Люди так делают, потому что не доверяют вам, поскольку считают, что вы друг друга покрываете.
- Но почему семья уверена, что врач допустил ошибку?
Недавно произошел такуой случай. Молодой человек попал в аварию по собственной вине. Врачи его спасли, потом, когда он был переведен в отделение реабилитации, через два дня умер.
Причина – тромб в легких. Ну и я объясняю его маме, что произошло осложнение, которое трудно предугадать, но такие вещи бывают. И нужно принять факт, что никто не виноват. Но она не хочет ничего понимать.
Очень многие не хотят воспринимать никаких аргументов. Лишь бы наказать врача любой ценой.
- Но ведь бывают такие ситуации, когда есть виновный?
- Однажды мне пришлось защищать одного врача. Он проводил коллоноскопию, во время которой повредил кишку. Но не заметил этого. Однако у врача все же были сомнения, поэтому он решил задержать выписку пациента. Однако, уже отправляя его домой, недостаточно объективно оценил состояние больного. И в тот самый день пациенту стало плохо. Вечером того же дня ему сделали операцию – оказалось, в кишке дыра. Семья подала иск. Защищая врача, я говорил так: «Врач удалил больному опухоль, поскольку в том полипе оказалась злокачественная опухоль. Этот врач провел тысячу таких операций. По статистике, при удалении полипа методом коллоноскопии, в одном случае из пятисот может дойти до повреждения стенки кишки. То есть, ошибка не в повреждении стены кишки, а в недостаточном наблюдени после колоноскопии» . А врачу сказал так: «Прошу прощения, но я не могу не закончить свое выступление словами, что врач не проявил достаточного внимания к пациенту».
- Врач извинился?
- Конечно. Однако до сих пор тянется дело о возмещении 100 тыс. злотых.
- У вас были случаи смертей пациентов?
- Да. Человек, который не работает в этой профессии, даже представить себе не может, какое это потрясение для врача – смерть пациента. И что происходит потом, когда он выходит к семье больного.
- И должен сказать, что это «я виноват»...
- И так было. Но прошу задуматься: кто из нас, врачей, в здравом рассудке, хотел был сделать плохо пациенту. Разве мы убийцы?.
